* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

??? ? ? МЕТ ЕВЪ. 131 отправлять ихъ Шереметевъ опасался, такъ какъ въ море крейсировали шведы. Датск1с-д;о суда, назначенныя для транспорта, еще не прибыли. Въ ожиданш ихъ войска простояли въ Ростокй до конца августа, когда полученъ б шт. приказъ отправить ихъ въ Копепгагенъ. Конецъ года Шереметевъ провелъ въ ВейценбургЬ въ переговорахъ съ коммиесарамн местныхъ владетель ныхъ князей по поводу распредЬлешя русскнхъ войскъ по квар-тирамъ. 12 февраля 1717 года по указу Петра онъ выступилъ съ корпусомъ въ Польшу, где и ст алъ. въ марте, на квартир а хъ въ Калишскомъ и Познанскомъ воеводствахъ. Здесь оставался онъ до конца года, принужденный прибегать для сбора необходимая) пров]'анта къ многочисленвымъ военнымъ взыскашямъ, вызвавшимъ рядъ жалобъ на него. Въ декабре онъ былъ освобожденъ отъ командования аршей и выехалъ въ Москву, откуда былъ вызванъ въ Петербурга. Но выехать онъ уже не могъ: водянка, давно подтачивавшая его силы, окончательно приковала его къ постели. Темъ не менее, не желая соисемъ оставлять службы, опъ хлопочетъ о назначешн его па должность, более соответствующую его слабому здоровью и преклоннымъ годамъ. Петръ p1i-шилъ назначить его генералъ-губернато-ромъ земель, завоеванныхъ въ Эстляндш, Лифляндш и Ингрш. Но назначению этому пе суждепо было состояться: 17 февраля 1719 года Шереметевъ скончался. Онъ завещалъ похоронить себя въ Шево-Пе-чсрской Лавре, но, но желатю Петра, ирахъ его былъ 10 апреля 1719 года пе-ревезенъ въ Петербурга ц преданъ земле ьъ Александро-Невской Лавре. Шереметевъ оставнлъ многочисленное потомство. Отъ перваго брака у него были дети: Соф^я (ум. 1694 года), Анна, бывшая замужемъ за графомъ Иваномъ 6е-доровичемъ Головинымъ, и Михаилъ; отъ второго—Петръ (род. въ 1713 году), Наталья (род. 1714 г.), Сергей (род. 1715 г.), Вера (род. 1716 г.) и Екатерина (род. въ 1718 г.). Получивъ отъ отца своего и семьи богатое наследство предашй боевыхъ и дум-ныхъ, Борисъ Петровичъ. воспитатемъ своимъ и лучшими годами жизни принад-лежавшШ къ XVII веку, сумелъ занять въ" русской исторш своеобразно-самостоя- тельное положена, какъ одшп. изъ «птен-• цовъ гнезда Петрова ». Сочувствуя неликнмъначшшпямъ Петра, ! <»нъ въ тоже время остался веренъдревней Руси во всемъ, что почиталъ заслужи-нающнмъ сочувствия ? ограждешя, не , взирая на гневъ Петра. Разуму его пре-j ???? всякое искательство, всякое прекло-! iiftHie передъ чуждыми образцами въ силу : лишь того, что это были образцы пнозем-' шлс; онъ не могъ мириться съ темъ. что все свое стародавнее и самобытное должно ? быть по темъ же соображешямъ отметаемо. \ Па грани двухъ вековъ, между древнею и i повою Poccieio, стоить онъ во весь ростъ ! своего определенная) политическая зна-I чешя, какъ челов^кь долга передъ родиной и ея царемъ. Его благородный цельный образъ какъ бы выражаетъ собою идею объединения поступательпыхъ, преобразо-вательныхъ начиная ifi и порывовъ ст. сознан1емъ, «удерживающпмъ» отъ легкм-мысленнаго ? огульнаго подражашя, ст, неизменною верностью кореннымъ рус-скимъ началамъ. Принадлежа одновременно двумъ м^рамъ, двумъ течешямъ, днумъ определеннымъ станамъ, онъ способствовал ъ объединена того, что казалось непрп-миримымъ, силою своего здраваго, чисто русскаго ума. Онъ угодилъ Петру п былъ другомъ иноземцевъ, какъ былъ другомг многихъ святителей и 1ерарховъ, и въ то же время другомъ русскаго воина н русскаго крестьянина. Служа Петру, а въ лице его—Poccin, онъ не могь простирать эту службу до осуждения царской крови и отъ смертнаго приговора царевичу Алекс/Ью решительно отказался. «Служить молмъ государямъ, а не судить ихъ кровь—моя есть должность», говорилъонъ. Эта прямота Шереметева, не побоявшагося навлечь на себя гневъ царя оелушашемъ, особенно внушала къ нему довЬрге современниковъ. Въ великомъ церковномъ вопросе, создав-шемъ расколъ. въ годину смугь и стре-лецкихъ возсташй имя Бориса Петровича звучало вне сомненШ, и лмъ одинаково дорожили обе враждуюнця стороны. Вер-нымъ отголоскомъ, верп имъ ценителемъ его является руссый народъ во всей своей массе, народъ, для котораго онъ прежде всего былъ «свой» въ лучшемъ значен i и: этого слова. Всегда и везде онъ, по определенно Пушкина, былъ «Шереметевъ благородный». Будучи осторожнымъ кункта-