* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

РОСГГОПЧИНЪ. 279 Р. въ своихъ восяоминашяхъ,—я роздалъ ! ихъ столько, что ва?халъ кзъ Москвы j одновременно челов^комъ самыыъ бога- ¦ тымъ и самымъ б-Ёднымъ, такъ какъ уво-: зилъ съ собою 130,000 рублей, оставшихся; у меня изъ экстраординарныхъ суммъ, и ' 630 рублей, собственно мне принадлежав- ; шихъ. Мысль о томъ, откуда добыть де- [ негъ впоследствш, не приходила мне въ голову*. Уже рано утромъ Ростопчину пришлось еще озаботиться отправкой изъ Москвы Экзарха Грузш, Грузипскихъ Царе-веяъ и Княженъ, покйнутыхъ П. С. Валуе-аымъ; съ большимъ трудомъ ему удалось найти для нкхъ лошадей. Все же свое имущество, представлявшее ценность не менее полумиллиона рублей, Ростопчинъ сознательно рЬшвлъ предоставить ва разграбление французамъ, чтобы впоследствш его не могли упрекнуть въ томъ, что онъ действовала въданпомъ случае въ ущербъ обществелнымъ интересами „Хотя я л напередъ былъ уверенъ, что все это будетъ разграблено, говорить онъ самъ, но хотЬлъ повести те же потери, камя понесены были другими, и стать на одшнъ уровень съ жителями, ютившими въ Москве свои дома. ]?акихъ-нибудь двадцать телегъ могли увезти всю эту обстановку...; въ распоряжении моемъ находились тысячи лошадей, да кромЁ того еще лошадей 500 могли бы быть доставлены изъ поместья моего Воронова,—но таковы ужъ были побудительвыя причины моего иожертвовашя". Действительно, изъ всего дпижнмаго имущества Р. увезъ лишь два наиболее ценыыхъ для него портрета— своей жены и Императора Павла I, да шкатулку съ наиболее ценными бумагами. Къ 10 часамъ утра 2-го сентября все сборы Ростопчина были закончены, и, въ со-провожденш своего сына, онъ спустился на дворъ, чтобы сесть на лошадь. Вся улица передъ его домомъ оказалась запруженной народе мъ, который собрался сюда со всей Москвы, чтобы узнать отъ самого Главнокомандующего, действительно ли Москва будетъ уступлена безъ сражения неприятелю. Здесь разыгралась трагическая сцена, воспоминание о которой ложится темвымъ пяти омъ на Ростопчина. Дело идетъ о смерти купеческаго сына Верещагина, осу-ждетя котораго Р., какъ сказано было выше, уже раныпе, ко безуспешно добивался у Александра I. Сама обстанов-, ка этого собыпя не могла способствовать сохранен!» о немъ точнызъ и достоверные свидетельству иоследн1я, поэтому, довольно разноречиво излагаютъ подробности лроисшествгл, но даже если отбросить те вереш, которыя наиболее неблаго-пр!ятны для Ростопчина, то и тогда нельзя не отнестись съ осуждетемъ къ проявленной имъ жестокости и самовластш, ничемъ въ даиномъ случае, казалось бы, не вызывавшимся. По ело вамъ самого Ростопчина, когда онъ вышелъ на крыльцо, вся толпа обнажила головы. Онъ приказалъ тогда вывести Верещагина и одного фран-цузскаго фехтовальнаго учителя, по фа-милш Мутона, который былъ уже приго-воренъ Уголовного Палатой къ наказан!» плетьми и къ ссылке въ Сибирь. Оба эти узника оказались случайно забытыми въ долговой тюрьме и только потому не были отправлены вместе съ остальными заключенными изъ Москвы во Вл&дашръ. „Я обратился къ первому, говорить Ростопчинъ,—¦ упрекая его въ преступлети, темъ более ужасномъ, что изъ всего народонаселения Москвы нашелся онъ одинъ, который хо-тйлъ предать Отечество. Я ему еказалъ, что Сенатъ приговорклъ его къ смерти н при-говоръ должеиъ быть исполаенъ. Я при-казалъ двумъ унтеръ-офицерамъ изъ находившихся при мнё драгунъ бить его саблями. Онъ улалъ, пе произнеся ни одного слова*. Такъ излагаешь это событие самъ Ростопчинъ; въ другихъ же восвоминашяхъ приводятся чаще всего указашя, что Ростосг-чинъ былъ вынужденъ пожертвовать Верещагиным^ дабы отвлечь отъ себя самого внимате народной толпы, которая, считая себя обманутой, требовала отъ графа ответа, на какомъ освованш войска иставляютъ Москву беззащитной. Но дальнейшее поведете Ростопчина, какъ кажется, исключаете эту верею; онъ ни въ чемъ не иро-явилъ растерянности: предавая смерти Верещагина, онъ обратился къ другому узнику—Мутону, который уже ожидалъ своей участи, со словами: „Я оставляю тебе жизнь, ступай къ евоимъ и скажи имъ, что несчастный, котораго я наказалъ, былъ единственный изъ русскихъ изменаикъ своему Отечеству". Съ этими словами онъ самъ провелъ Мутона къ воротамъ и сде-лалъ толпе знакъ, чтобы его пропустили. Въ этомъ обращеши къ французу, явившемуся очевидцемъ жестокой расправы съ