* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 7 пасемъ) рисуютъ намъ эту своеобразную любовь, отливающую самыми прихотливыми переливами — отъ головокружительной земной страсти до благоговёй-наго преклонешя передъ неземной красотой.. Муки ревности, радости кратковременной, мимолетней ласки, остроты и двусмысленности,— все сверкаеть разноцветными искрами въ этихъ семи письмахъ. Потомъ эти письма обрываются, чувство погаеаетъ, — легкомысленная красавица попала навстречу другимъ ласкамъ, увле-каюицйся поэтъ тоже отошелъ въ сторону, сохранивъ, впрочемъ, въ сердце своемъ благодарную пр1язнь къ своей красавиц^: въ 1829 году онъ, въ своемъ стихотворенш «Къ А. П. Керпъ», ласковымъ приветомъ попытался утЬшить ее, видя, какъ она страдала отъ гЬхъ укоровъ, которыми осыпало ее «общественное мн?ше» за ея поведете. Письма поэта за время пребывашя его въ Михайловскомъ представляютъ особый интересъ теперь, когда его лирическое творчество, ран-Ье отражавшее его на-строетя, начинаетъ изсякать и сменяться творчествомъ другого, более объектив-наго характера. Письма 1824 г. не особенно значительны своимъ содержащему т^мъ не менее, въ нихъ личность поэта получаетъ освёщеше довольно своеобразное и характерное. Столкновете съ отцомъ обнаружило его вспыльчивость и горячность, но въ то же время и способность быстро менять настроешя—падать духомъ вследъ за быстрымь подъеиомъ энергш. Враговъ Пушкинъ прощаетъ легко и безследно: «плюнемъ на него, — и квитъ!» — такими словами кончаетъ онъ ; свои недоразумения съ некшмъ Ольдеко-номъ, издавшимъ одно его сочикеше безъ разрёшетя. Поэтъ снисходителенъ къ дру-зьямь, которые забывали или опасались его. Къ брату, «милой пустельг^» Левушке, онъ относится съ безконечною нежностью, которая выдерживала ес? испы-тан1я. Любопытно также письмо, въ которомъ самъ поэтъ жалуется на одну непр1ятную свою слабость—неумете владеть своимъ языкомъ: «по глупости» онъ «болталъ» въ своей жизни слишкомъ много лишвяго и даже опаснаго. Характеренъ одинъ эпизодъ, проскользнувшей въ его письмахъ: узнавъ о наводнеши 1824 г., поэтъ безпечно и легкомысленно воскли- цаетъ въ письме къ брату: «Что это у васъ? Потопъ? ништо проклятому Петербургу]» Въ томъ же письме онъ какъ будто извиняетъ свои жесткш слова, объясняя брату,что радъ этому «потому, что 30 лъ». Но пролетело злобяое настроение, и отноше-Hie поэта къ наводнению меняется: «Этотъ потопъ съ ума мне нейдетъ,—пишетъ онъ брату 4-го декабря 1824г.: онъ вовсе не такъ забавенъ, какъ съ перваго взгляда кажется. Еслитебе вздумается помочькакому-нибудь несчастному, помоги ему изъ Ояегинскахъ денегъ, Но прошу—безъ веякаго шума, ни словеснаго, ни письменнаго». Эти слова очень характерны для понимания души поэта: подъ вляшемъ минутнаго настроешя онъ готовь былъ выказать злобное и легкомысленное отношете къ Факту, того не заслуживавшему, но очень скоро доброе сердце торжествовало надъ темъ «крас-нымъ еловцомъ», ради котораго онъ иногда готовь былъ «не пожалеть отца». Гораздо разнообразнее и богаче письма 1825-26 г.: въ нахъ значительно расширился кругъ норреспондентовъ, и разнообразные интересы Пушкина въ письмахъ теперь развертываются свободнее. Характерны te определения, которыя онъ въ нихъ даетъ ce6i, своей жизни, своей литературной деятельности- Удивительно верно еказалъ онъ въ письме къ Жуковскому (отъ 17-го августа), чтожизньего «сбивалась иногда на эпиграмму, но вообще она была aieriefi». Вь этомъ определении удачно схвачено и выражена та двойственность души поэта, о которой приходилось говорить выше. Пушкинъ оценилх себя и какъ писателя: «Грехъ гонителямъ моимъ!» восклицаетъ онъ въ письме къ кн. И А. Вяземскому; и я, какъ А. Шенье, могу ударить себя въ голову и сказать: il у avait quelque chose la»... Онъ чувствовалъ самъ, какъ быстро выростаетъ его reaia: «Я написалъ траге-дЬо», пишетъ онъ Бестужеву 30-го ноября, «и ею очень доволенъ, но страшно въ све-гъ выдать: робшй вкусъ нашъ не егер-питъ истиннаго романтизма»... Это удивительное соединение презр^шя къ суду общества и страхъ передъ этимъ судомъ — также характерная черта Пушкина, не разъ отмеченная выше. Онъ, умевгшй такъ глубоко и искренно презирать всякую «чернь», блистающую въ аристократические салонахъ, могъ унизиться до