* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 229 Пушкивъ былъ уже зпакоиъ ранее, во время своихъ наёздовъ въ Михайловское изъ Петербурга; но, повидимому, сошелся близко только съ сыноиъ Осиповой, Буль-фоиъ. О такой близости говоритъ послаше къ ВульФу, отправленное изъ Михайлов-скаго; отъ послашя в^етъ дерптскимъ бур-шествомъ, а отъ чувствъ Пушкина къ ВульФу—давнишней щиязнью. Поэтъ при-глашалъ ВульФа прйхать въ деревню зимой и захватить съ собой поэта Языкова; въ перспективе онъ даегъ длинный рядъ соблазнительныхъ обещанШ: Запируемъ—ужъ молчи! Чудо—жизнь анахорета! Въ Троегорсконъ до ночи, А въ Михайловен онъ до ев&га! Дни—любви посвящевы Ночью царствуютъ стаканы; Мы-же—то смертельно пьяны, То мертвецки влюблены. Отзывчивый, какъ всегда, поэтъ, думая о ВульФ^ и Языкове, очевидно подсада лъ в.пяшю ихъ молодыхъ, бурныхъ студен-ческихъ настроешй, — отсюда эти бравурные звуки, отъ которыхъ давно отвыкла Муза Пушкина. Темъ более это послаше было необычвымъ для «тогдапшяго» Пушкина и шло въ разрезъ съ его настроеш-емъ той поры. Первое время онъ скучалъ въ деревне отчаянно; въ сентябре того-же года онъ писалъ кн. В. ?. Вяземской о «бешенстве скуки, которая нояшраетъ его глупое существование». Въ декабре онъ жаловался сестре на ту же скуку: «твои Тригорсюя пр1ятельницы — неснос-ныя...., кромё матери. Я у нихъ редко. Сижу дома да жду зимы». Вероятно, скука Онегина въ деревне, его покровительственно-презрительное отношеше къ со-седямъ отразили его собственный настроешя и чувства. Но поэтъ не долго выдер-жалъ характеръг жажда общества заставила его сблизиться съ семьей Осиповыхъ, и онъ не пожалелъ. Скоро онъ сроднился съ Тригорскимъ, сделался тамъ «любимымъ и желаннымъ гостемъ» «и самъ охотно проводилъ тамъ нередко целые дни то въ забавахъ я шуткахъ, то просиживая за книгами въ библютеке покой наго отца П. А. Осиповой, Вындомскаго; видную роль въ этихъ развлечешяхъ играли, конечно, и литературныя шалости, большею частью любовнаго характера, на которыя былъ такъ неистощимо щедръ Пушкивъ» (Е. Пе- туховъ). Воспомиваше о Тригорскомъ сделалось драгоценнымъ для поэта, а приветливый образъ хозяйки дома, сердечной П. А. Осиповой, украсихь собою небольшую галлерею тЬхъ лицъ, неизменно-доброе отношеше которыхъ къ поэту скрашивало его жизнь. Въ октябре 1835 г. онъ писалъ Осиповой: «поверьте мне: жизнь при всемъ томъ, что она сладкая привычка, содержитъ въ себе горечь, отъ которой она, наконецъ, делается противною. Светъ-же — гнусная, грязная лужа. Мне милее Трнгорское». Спустя два мёсяца онъ писалъ къ ней же: «Какъ подумаю, что уже 10 летъ прошло со времени этого несчаст-наго возмущешя (1820 г.), то мне кажется, что я видёлъ сонъ: сколько перемерь во всемъ, начиная съ моихъ собственныхъ взглядовъ, моего положения и проч. По правде сказать, только дружбу мою къ ваиъ в вашему семейству нахожу я въ душе моей все тою-же, всегда полною и ненарушимою». Семья Осиповой должна была оказать на Пушкина то-же успокаивающее и облагораживающее вляше, что раньше семья Раевскохъ. После шумной, разгульной жизни въ Кишиневе и Одессе, поэтъ попалъ въ общество исключительно-женское, быть можетъ наивное и, на первый взглядъ, патр1архально - смешное, — но чистое и благородное; въ немъ онъ принужденъ былъ сдерживать свои поры-вистыя страсти, свой языкъидаже мысли. Судя по писыиамъ, посланнымъ изъ деревни, можно видеть, что дальше шалостей чисто-мальчишескихъ поэтъ не шелъ, хотя отъ любовныхъ увлеченМ, конечно, не удержался: въ конце октября 1824 г. онъ со смехомъ разсказываетъ въ письме къ брату, какъ дразнилъ прелестяыхъ оби-тательницъ Тригорскаго: «Кстати о талш: на дняхъ я мерился поясомъ съ Евпраксь-ей (ВульФъ), и тальи наши нашлись одинаковы. Следственно, изъ двухъ одно: или я имею талью 15-лётней девушки, или она—талью 25-ти летняго мужчины. Ев-пракс!я дуется и очень мила, съ Анеткою бранюсь; надоела!». Въ половине ноября онъ сообщаетъ брату, что «Евпракмя уморительно смешна; я, говоритъ Пушкинъ, предлагаю ей завести съ тобою филосо-Фическую переписку. Она все завидуетъ сестре, что та пишетъ и получаетъ письма». Эти безобидные интересы поэта опять-таки подтверждаютъ не разъ отмеченную