* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

206 ПУШКИНЪ стов?рен1емъ, что либерализмъ нашахъ молодыхъ людей совс^мъ не есть геройство и великодушие». Конечно, кроме различш убеждзшй и темпераменте въ, также и разница х?тъ и положешй помешала Пушкину сблизиться съ Карамзиными Этого разлыч1я почти не было у поэта въ отношешяхъ съ Жуков-скимъ. Всякое соприкосновеше съ этой »кристальной душой» подымало и очищало поэта. Мы видели, что еще у ребенка-Пушкина, по его собственному признанно, душа «летала къ возвышенной душе Жу-ковскаго и пламенела въ восторгахъ»: первые проблески новыхъ, 6o.rfee чистыхъ и глубокихъ настроенШ сейчасъ-же заставили Пушкина обратиться къ светлому образу Жуковскаго за «благословешемъ». «Благослови поэтъ», начинается его извй-стое послание къ другу. Когда, въ упоешв молодой жизнью, поэтъ, полный борьбы, радостей и горестей, встречался съ Жу-ковскимъ, онъ подчинялся той «пленительной сладости», которой веяло отъ певца Светланы и его стиховъ, — в тогда его «ветренная младость» вздыхала объ «истинной славе», печаль, озаренная светомъ безоблачнаго идеализма, разеЬивалась, а «резвая радость задумывалась». «Ты правъ, писалъ Пушквнъ въ другомъ посланш, творишь ты для немногихъ, не для толпы, а для друзей таланта строгихъ»,для техъ, кто «восторгомъ пламеннымъ и яснымъ» могъ уразуметь его настроешя... Очевидно, къ такимъ «немногимъ» Пушкинъ причи-слялъ и себя, признавая себя снособнымъ подниматься до понимашя«высокихъ мыслей и стиховъ». Эти «подъемы» были саасевь-емъ для Музы Пушкина, порою слишкомъ уже низко летавшей надъ землей. Вотъ почему, когда поэтъ почувствовалъ первые приступы пресыщения жизнью, усталости, унышя,—въ немъ проснулась жажда къ чему-то бо лЬе высокому и чистому, Sehnsucht къ Жуковскому и его музе,—и въ поэзш Пушкина зазвучали новые мотивы (1818 г.: «Позволь душе моей открыться предъ тобою»...; 1819: «Уныше», аКн. А. М. Горчакову», «Возрождеше»). «Ужъ я не тотъЬ восклицалъ Пушкинъ: «легкой мечтой» пролетели «златые годы«, «безумства жаръ, веселость, остротам — теперь тоска посещаете его «за чашей ликованья» и задумчивость—незваная подруга паровъ. Среди забавъ «унылой думой» онъ омраченъ; «не миль ему сладкой жизни сонъ»; «отъ юности, отъ негъ и сладострастья осталось одно уныше». Но на смену этому унышю, очищающему душу отъ «заблужденШ», въ измученной душе поэта возникали светлыя виден1я «первоначальныхъ, чистыхъ дней». И тогда, рука объ руку съ этими «внде-шями», выдвигался образъ Жуковскаго съ его сердечнымъ идеализмомъ. Еще въ другомъ отношенш важно было воздействие Жуковскаго: онъ ввелъ юношу въ «Арзамасъ», въ этотъ кругъ литературной молодежи. Объединенной враждой ко всему старому въ поэзш Пушкинъ весь вышелъ изъ старой Французской поэтической школы XVIII века. Арзамасъ жилъ неяснымъ протестомъ противъ ложныхъ классиковъ, смутнымъ предчувстемъ поэзш свободнаго чувства. Изъ воспитаннике въ Французской школы попавъ въ ея обличители, Пушкинъ хотя и не отказался отъ своихъ Французскихъ свмпатШ, но окунулся въ новыя направлешя, отозвался на нихъ и сделался эклектикомъ, который въ Арзамасе нашелъ поддержку своимъ стремлешямъ къ независимости. Пусть «арзамассцы» не сумели, или не успели связать себя одияаковымъ пониматемъ целей поэзш, пусть они такъ и не поняли, чт<5 такое романтизмъ, за который они стояли,—ихъ соединило сознаше, что необходима борьба съ литературной «чернью», староверами, «дерзостными друзьями не-просвещенья». «Пушкинъ въ своихъ друзь-яхъ оцени лъ, главнымъ образомъ, у влеченье «счастливой ересью ввскуса и ученья». Личныя отношешя Жуковскаго къ нему были всегда сердечны и равны. Такъ же относился къ нему и Пушкинъ; этому не помешало даже то обстоятельство, что некоторое время по выходе Пушкина изъ Лицея Жуковсмй относился къ нему, какъ учитель къ ученику, какъ старппй това-рищъ къ младшему, говорилъ ему «ты» тогда, какъ Пушкинъ былъ съ нимъ довольно долго на «вы».. Но, несомненно, сближение между ними было скорое и прочное. Оба поняли и оценили другъ друга. Подобно Пущину, и ЖуковскШ сумёлъ разглядеть подъ несимпатичною оболочкою Пушкина его сердце, доброе, отзывчивое, ищущее привета и ласки. Сблизило ихъ и то обстоятельство, что въ тесномъ кругу арзамасцевъ и ЖуковскШ, и его друзья непрочь были похохотать и подурачиться.