* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ПУШКИНЪ. 501 перестаетъ развращать Пушкина», присылая ему «безбожные стихи изъ благочестивой Англш». Иногда, смеха ради, собрашя происходили съ соблюдетемъ Формъ пар-ламентскихъ илимасонскихъ и посвящались обсужденно плановъ волокитства и заку-лисныхъ проказъ. Пушкинъ отдавался веймъ этимъ развлечешямъ со вс-Ьмъ пы-ломъ молодости. Почти вс^мъ своимъ но-вымъ друзьямъ онъ оставилъ послашя («Къ Щербинину», Н. И, Кривцову (2 стих.) ?. Ф. Юрьеву, (2 стих.) В. В. Энгельгардту, «Стансы Я. Н. Толстому», «Н. В. Всеволожскому»), который тянутся отъ 1818 вплоть до 1820 года. Какъ ни велико было богатство физи-ческихъ силъ у Пушкина, онъ все таки три раза—въ январё—Феврале 1818 г. и въ Феврале и тне 1819 г.—былъ серьезно бо-ленъ, — отчасти именно вследствие пос-тоянныхъ возбужденШ организма, не вы-державшаго всей удали этого богатырскаго кутеяса. Весь день веселью посвященъ, А ночью царствуетъ Каприда— вотъ, какое времяпрепровождеше манило къ себе воображение поэта; онъ восклнцалъ: Ауъ, младость не приходитъ вновь! Зови же сладкое безделье И легкокрылую любовь И легкокрылое похнЁлье! До капли наслажденье вей, Живи безпеченъ. равзодушенъ! Мгновенью жизви будь послутенъ, Будь молодъ въ юности твоей! Эта беззаветная трата силъ и здоровья связывалась съ циничнымъ отношешемъ къ смерти, чтб въ лучшемъ случае вело къ сознательному прожиганда жизни. Это «прожигаше» жизни прекрасно выразилось въ одномъ пушкиаскомъ призыве: Пусть остылой жизни чашу Тянетъ медленно другеfi,— Мы-жъ утратиыъ юность нашу ВмЗ>стй съ жазнью дорогой..... Юноша былъ «увервнъ», что ихъ «смертный мигъ» будетъ тогда «светелъ» и не омрачитъ веселья «подругъ». Здоровье для него лишь «легкШ другъ Hpiana». Въ худшемъ случае это бравированье жизнью грозило кровавой развязкой отъ собственной или чужой пули. Пушкинъ и въ этомъ старался не отставать отъ друзей.... Известный обреттёръ» Якубовичъ былъ тогда образцомъ, которому онъ старался подражать. Къ этой эпохе относится рису нокъ въ одной изъ тетрадей Пушкина: мужчина сидитъ за столомъ съ бутылками; около—женщина, «въ последней степени виннаго экстаза», сбиваетъ балетнымъ движешемъ ноги одну изъ бутылокъ. Другой мужчина, совершенно пьяный, за-куриваетъ трубку. Имъ всемъ пряслужи-ваетъ «смерть». Анненковъ припоминаетъ по этому поводу происшедшую въ те годы дуэль Шереметева съ Завадовскимъ изъ-за танцовщицы Истоминой кончившуюся смертью Шереметева. «Смерть, прпбав-ляетъ Анненковъ, въ самомъ деле, часто прислуживала на пирахъ, кончавшихся дуэлями. Дуэли были тогда въ большой моде и вполне отвечали бравурному отношенш тогдашняго общества къ яшзни... Напрашиваться на исторш считалось даже признакомъ хорошей породы и чистокров-наго происхождешя». Такъ, известно, что около 1818 г. произошла дуэль Пушкина съВ.К. Кюкельбекеромъ, который обиделся на эпиграмму поэта: «За ужиномъ объелся я». Не задолго до высылки Пушкина изъ Петербурга произошло столкновеHie его въ театре съ маюромъ Денисевичемъ, вы-звавшамъ поэта на дуэль; но дуэль не состоялось. 23-го марта 1820 года Е. А Карамзина писала Вяземскому, что «у Пушкина всякий день дуэли». Конечно, это шутка, но она, во всякомъ случае, свидетельствуете о задорномъ, вызывающемъ по ве дети поэта. Понятно, что для этой молодежи, въ круге которой вращался Пушкинъ, мало было святого въ жизни. Немудрено, что и увлекавпийся юноша готовъ былъ на первыхъ порахъ въ этой распущенности духа усмотреть ту вожделенную свободу, къ которой стремился съ детства. Возможно, что подъ вл1яшемъ настроешй «Зеленой Лампы» у него явились позывы бравировать темъ, что для другихъ было священно; для едкаго слова онъ иногда говорилъ даже более и хуже, нежели въ самомъ деле думать и чувствовалъ. Замечание Е. А. Энгель-гардта, смягчающее образъ Пушкина, глубоко справедливо: «Heiepie» не было для него плодомъ долгой внутренней борьбы, а далось легко, приправленное «краснымъ словомъ» вольнодумства и скептицизма; оно не шло глубоко въ его сердце, оставаясь на поверхности, выражаясь въ