* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

180 ПУШКННЪ. положительный стороны вл1яшя домашней жизни на ребенка-Пушкина. Въ «Отрывкахъ лицейскихъ записокъ» встречаемъ мы указаия на «литературный знакомства отца и дяди»\ очевидно, въ глазахъ поэта эти «знакомства» имели не мало значенгя для его развитая. «Живя чисто по-московски, гостеприимно открывая дверь своего дома всймъ безъ разбора,— будь то честный человекъ, хоть в-Ьтъ»,—Пушкины знакомы были со всею Москвой... Дверь ихъ дома была открыта ((для званыхъ и незваныхъ, особенно изъ иностранныхъ». Но въ этой пестрой толпе, въ которой перебывали и эмигранты съ громкими титулами и безъ титудовъ, и русские MOCKOBCKie баре, бывали и MOCKOBCKie литераторы. Они въ доме Пушквныхъ пользовались особымъ по-четомъ и встречались особенно радушно. Эта слабость въ деятелямъ литературной жизни, несомненно, была одной изъ самыхъ светлыхъ чертъ въ характере отца поэта.Вероятно, посредникомъ между нимъ и русскими литераторами былъ братъего Василий Львовичъ. ОбщШ любимецъ москов-скаго и петербургскаго общества, неизменно добродушный и всегда веселый, онъ везде былъ желанньшъ гостемъ. И. И. Дмитр1евъ, H. М. Карамзинъ, В. А. Жу-ковск1Й, К. Н. Батюшковъ были его друзьями. Василий Львовичъ подкупалъ всехъ своей простотой и сердечной наивностью: надъ нимъ посмеивались, но его везде и все любили. «По характеру своему онъ имелъ много общаго съ братомъ и принадлежал^ какъ и Сергей Львовичъ, къ тому типу интелли-гентвыхъ бонвивановъ, которыми такъ изобилуетъ конедъ прошлаго и начало ны-нешняго века»... Но въ немъ не было холодности и некоторой жесткости Сергея Львовича;немудрено, что ему были рады и въ детской Пушкиныхъ; туда онъ первый впесъ живую литературную струю, первое знакомство съ тогдашними корифеями русской литературы. Его живые разсказы о заграничной жизни и личныхъ знаком-ствахъ сь заграничными, главнымъ обра-зомъ Французскими, знаменитостями увлекали ребенка-Пушкина и, мало по малу, втягивали въ кругъ литературныхъ инте-ресовъ. Поэтому понятенъ тотъ восторгъ, съ которымъ будущШ поэтъ всматривался въ гостиной своего отца въ лица писа- телей, которые, благодаря словоохотливому дядюшке, были ему знакомы не съ одной только литературной стороны. Въ его сти-хотворешяхъ есть указанхе на те чувства, которыя волновали его, когда онъ увидЬлъ въ первый разъ Жуковскаго: Могу ль забыть я часъ, когда передъ тобой Безмолвный я стоялъ, и модн1йной струею Душа къ возвышенной душ'Ь твоей летала. Богатая библттека отца, составленная почти исключительно изъ французскихъ писателей, была въ полномъ распоряжении ребенка. Страстный любитель чтешя, онъ съ головой окунулся въ удушливую атмосферу Французской сенсуалистической и скептической литературы, вл^яше которой было настолько могуче, что определило настроение его первыхъ поэтическихъ опы-товъ. Парни и Вольтеръ — вотъ имена, которыя дома не сходили съ языка молодого поэта. За ними встречаемъ имена Вержье, Грекура, Виланда, Шапеля, Грессе, ЛаФора, Шолье и, рядомъ съ этимъ, но реже упоминаемыя имена Мольера, Вирпшя, Тас-со, Камоэнса, Occiana, Расина, Руссо, Ювена-ia и др. Подругой поэта въ его чтенш была его любимица-сестра Ольга. Впоследствш, въ Лицее, въ стяхотворенш «Къ сестре» онъ спрашиваетъ ее: »Жанъ - Жака-ли читаешь? Жанлисъ-ли предъ тобой? Иль съ резвымъ Гамильтономъ смеешься всей душой? Иль съ Греемъ и Томсономъ ты пронеслась мечтой въ поля, где отъ дубравы вдоль веетъ ветерокъ»? Въ стихотворенш «Городокъ» онъ впервые произвелъ смотръ всемъ своимъ любиацамъ: съ ними «онъ съ восторгомъ забываетъ целый светъ»: эти «мертвецы», «парнассше жрецы»—его друзья. На первомъ месте поставленъ Вольтеръ, «сынъ Мома и Минервы», «Фер-нейск1й злой крикуаъ». Это, по призиашю Пушкина, «поэтъ въ поэтахъ первый»; оаъ былъ имъ «всехъ больше перечитанъ» и всехъ мен ее его томилъ... Ташя же во-сторженныя строки посвящены «Ванюше ЛаФонтену», «безпечному лентяю», который своей «romiefi прелестной», по признанш юноши, завлекъ его юное сердце «въ плевъ». Такъ же сочувственно звучитъ отзывъ о Богдановиче,—этомъ «наперснике миломъ Психеи златокрылой», счастли-вомъ сопернике ЛаФонтена; Вержье, Парни и Грекуръ тоже отмечены имъ, какъ любимцы. Изъ русскихъ писателей нашли место въ этомъ любопытномъ каталоге