* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

498 П0МЯ10ВСК1Й. внушешями. Полное отсутстше семей-наго гнета благотворно действовало на развитее ребенка и положило первыя основы его самостоятельности въ мыс-ляхъ и поступкахъ. Первыми товарищами его детства были охтяне-тонщшеи. съ которыми онъ по цеяымъ днямъ проводила время на гонкахъ, съ удочкой въ руяахъ и на местной тоне, ведя съ ними частыя и продолжительный беседы. Такай жизнь на воле располагала бой-каго, смышленаго мальчика къ размышлениями и давала полную волю его дет-скимъ фавтаз^ямъ. Не мало также, конечно, влияли на его детскую душу кладбище съ его мрачными картинами, къ которымъ ему было суждено приглядываться съ самой колыбели. Подъ вл1я-шемъ этихъ впечатленШ выработался его мрачао-скептическШ характеръ, который подъ кличкою «кладбищенство» и изобрази лъ онъ въ одномъ изъ своихъ герое въ, Ереван ине. Грамоте выучилъ П. самъ отецъ; потомъ онъ былъ отданъ въ приготовительную Охтенекую школу, но пробылъ въ ней не более четырехъ месяцевъ. Когда же мальчику исполнилось восемь летъ, онъ былъ помещенъ въ Александ-ро-Невское духовное училище, откуда затемъ (въ 1841 году) быдъ переведенъ вх Петербургскую Духовную Семинарию. Здесь начались для него долйе годы бурсацкой «каторги>; замечательные по своей правдивости и реализму «Очерки бурсы» и преимущественно четвертый очеркъ ихъ: «Бегуны и спасенные», где, подъ вменемъ Карася, П, изобразилъ самого себя, лучше всего свидетельствуюсь о томъ, чт0 долженъ былъ перенести въ бурсе П. Юношу, привык-шаго къ ласке, не видевшаго въ своей семье ничего, кроме самой заботливой любви, вдругъ охватила какая-то тяжелая, гнетущая атмосфера, где все, начиная съ товарищей и кончая учителями, были какими-то палачами. Веа-смысхенное заучиваще слово въ слово сухихъ, нёпойятныхъ учебниковъ, невероятная грубость, постоянное сечезхе розгами, все это должно было подействовать на него угнетающимъ образомъ. Нисколько, поэтому, неудивительно, что, будучи мальчикомъ крайне впечатли-теяьнтгь, П, чрезвычайно ожесточил- ся, сделался недоверчивъ, держался особнякомъ, замкнулся въ самого себя. По словамъ его ближайшаго друга н товарища по бурсе, П. даже съ нимъ никогда не бывалъ откровенеиъ, никогда не позволялъ себе говорить съ нкиъ о любимой семье, опасаясь, что бурсакъ, кто бы онъ ни былъ, ответить ему насмешкой надъ его лучшими чувствами. Единственно, что разнообразило жизнь юноши, это постоянное, хотя и запрет^ ное чтете книгь, случайао проникав-цшхъ въ бурсу. Онъ поглощалъ решительно все, что попадалось ему подъ руку, начиная съ сонника или песенника, до рыночныхъ романовъ включительно. Бурсацкая наука встречала въ немъ совершенно апатичное и даже недружелюбное отношен1е, хотя въ общемъ учился онъ удовлетворительно, иногда даже хорошо, но безъ всякаго интереса; пе-реживалъ, однимъ словомъ, свою бурсу, какъ что-то неиббежное, какъ какую-нибудь болезнь. Несколько оживился П., перейдя въ отарппй классъ Семинарш. Къ этому времени бурсаки успели сжиться другъ съ другомъ, превратились въ более или менее снос ныхъ товарищей и образовали даже особый кружокъ, задумав m 1Й издавать собственный семиаарск1й журналъ. П, съ ж&-ромъ принялся эа новое дело и сделался однимъ изъ редакторовъ журнала, который, подъ назваМемъ «Семинарсшй ZucioK'b>, выходилъ разъ въ неделю, тетрадями отъ 3-хъ до 5-та листовъ мел-Karo письма. П. же явился и наиболее ! деятельнымъ и талантливыми сотрудни-; комъ, часто подъ псевдонимами.· «Там-: бовешй семинариста» и «Тамбовский от-! шельникъ». Первымъ дебютомъ его была большая статья: «Попытка решить нерешенный и при томъ философский во-просъ: имеютъ ли животныя душу?», въ которой, вопреки дарившимъ въ то время семинарскилгъ авторитетам*, доказывал^ что животиыя также, какъ и человекъ, имеютъ душу. Въ томъ же «Листке» появился и первый разсказъ П.: «Махиловъ», который произвел* на классъ огромное впечатлен!е. Въ бурсе П. провелъ четырнадцать летъ (курсъ Семинарги окончилъ въ 1BSO г.), т.-е. ровно половину,при томъ лучшую половину своей жизни. Пто же онъ. вы-