* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ЛИС0ВСК1Й. 463 снова въ Гадячъ, а слйдсгае закончилось запрещешемъ подавать на вето, Лисовскаго, жадобы. Тймъ не менее образъ дЬйствШ протопопа Лисовскаго все более и бол'Ье возстановлядъ противъ себя при-хожанъ, которые не переставали слать одну жалобу за другой. Такъ продолжалось до гЬхъ поръ, пока полковникъ Чераыщъ, главный обличитель его, не подалъ челобитной самому Петру Великому, результа-томъ которой и былъ переводъ Лисовскаго изъ Гадяча въ Новгородъ-Северскъ на должность сотника. Назначенный непосредственно русскимъ правительством^ помимо гетмана и безъ выбора сотнянъ, ЛнсовскЩ еще более почувствовалъ себя независимыми человЬкомъ. Гетманъ-же, удивленный непосредственвымъ назначе-темъ сотенка, немедленно вручилъ ему знамя, отстранивъ оть должности стараго сотника. Въ марте 1715 г. ЛисовскШ при-былъ на micto своего назначения, а уже два года спустя горожане подали гетману «пункты немилосердныхъ дЬйствъ ведора Лисовскаго, сотника Новгородскаго, без-аеловгЬчныхъ мучешй и грабительствъ, въ Малой Poccih неслыханныхъ». Отрывки иэъ этой жалобы какъ нельзя лучше характеризуют и самого Лисовскаго и его время. Пасшие, наглое воровство, граничащее съ разбоемъ,—вотъ собственно главный элементъ вс&хъ жалобъ, подавае-мыхъ на «добраго до чужихъ коней и воловъ» Лисовскаго. Однако Новгорода С^версий оогейкъ не только не прекрати лъ грабежа и «нечеловйческихъ муче-fliu», но где только возможно старался наложить свою руку на чужое добро. Полу-чивъ, напр., «въ спокойное и зупелное владёше» дворъ, принадлежапцй церкви, онъ безцеремонно началъ пользоваться и другими церковными доходами, что повело къ новой борьбе съ протопопомъ Заруц-киыъ. Въ этой борьбе Лисовшй, между про-чимъ, лшннШ разъ показалъ, что, назначенный по воле государя, онъ не обязааъ и не желаетъ считаться съ указаниями гетмана. Въ конде кондовъ, недоброжелатели Лисовскаго добились того, что надъ нимъ было назначено следств1е. Въ приказе на имя Пикулицкаго, назначенная наказнымъ сотникомъ на время розыска, предписывалось принимать все жалобы, челобитныя и пункты на Лисовскаго отъ новгород-скихъ казаковъ и обывателей. Вскоре, когда распространился слухъ, будто онъ уже не будетъ сотникомъ, посыпаюсь жалобы, какъ изъ рога изобилия. Содер-жате этихъ челобитныхъ представляетъ собой длинный сгшсокъ проступковъ и преступлений, которые ЛисовскШ успелъ совершить въ течете трехъ летъ своего сотничества. Попы и державды, помещики и богатые торговцы, урядники, казаки, ремесленники и мещане, женщины и даже дети,—все одинаково жаловались на своего сотника, бездеремонность котораго въ пригЬснети казалась невероятной даже въ ту эпоху. Конечно, розыскъ обнаружила Bei злоупотреблешя Лисовскаго: здесь было и воровство и наснл!е, жестокое изб1ете и издевательство и др. и, несмотря на го, что санъ Лисовшй на каждую жадобу писалъ оправдания, онъ хорошо понималъ, что такимъ образомъ ему не обелить себя: ужъ сдишкомъ сильно было обвинеше. Тогда онъ усвоилъ ce6t другой плавь защиты: онъ старался дискредитировать главныхъ зачинщиковъ обвинения и подчеркнуть то обстоятельство, что онъ, дескать, не составляетъ исключения по своимъ проступкамъ, къ тому же онъ назначенъ по царскому указу «верность въ Мазепину измену». Такимч. образомъ ЛисовскШ, если и не смогъ совершенно оправдаться отъ возводпмыхъ нанего обвиненШ, все-таки не былъ и признанъ виновнымъ и продолшалъ быть сотникомъ. Однако иодожеше его съ этого времени пошатнулось. Уже въ ионЬ 1719 г. по новымъ жалобамъ гетманъ самъ решила, начать розыскъ, несмотря на то, что ЛисовскШ не переставала повторять, будто онъ не подсуденъ гетману безъ царскаго указа, и требовалъ себе подорожную въ Петербургъ. Тогда гетманъ* решился на крайшя меры: ЛисовскШ насильно былъ приведенъ и жестоко азбитъ съ обйща-шемъ дать подорожную яа «той св'Ётъ». темъ не кен4е въ начале 1721 года онъ очутился въ Петербург! и 24 шля подалъ государю челобитную, въ которой говорилось, что «за верность въ Мазепину измену» онъ, ЛисовскШ, «нестерпимыя обиды и разоретя и крайнее гонеще безвинно претерп-Ьваеть». Неизвестно, чЗшъ бы кончилась вся эта истерия, если бы случайное обстоятельство не повернуло дело совершенно по другому руслу. Въ то время, когда Лисовскш добивался въ Петербург^ наказания «своихъ враговъ», первая жена его, Пелагея Степановна,