* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

114 ГЕРЦЕНЪ. страсть» {слова Г. въ письма къ Жоржъ Зандъ). Истор1я этого загадочная романа разсказана Г. въ неопубликованной до сихъ поръ части «Былого и Думъ», которая, по отзыву Тургенева, «Еоритъ и жжетъ». 8 1юля 1851 г. H. А. уже вернулась къ мужу, и на время въ ихъ жизни прошла снова светлая полоса, озаренная счастливыми в о с ? о Mimam я ми молодости. Но въ ту же осень, 16 ноября 1851 года, мать Г. и сынъ Коля, глухонемой мальчикъ — болезненная привязанность Нат. ?., потонули въ море при крушенш парохода, и Н. А. уже не оправилась отъ этого потрясешя и умерла 2 мая 1852 г.ч Г. съ трудомъ справился съ отчаяшемъ. Онъ призывалъ Гервега къ суду международной демократш, для его нрав-ственнаго уничтожения, какъ убШцу, и казался умственно поврежденнымъ. После ряда безцельныхъ скиташй, онъ, наконецъ, 25 августа 1852 года лргккалъ по приглашению Маццини въ Лондонъ, и здесь началась новая полоса его жизни и деятельности. Взгляды Г-на на судьбы новаго западно-европейская развитая слагались подъ живымъ впечатлешемъ гран-дхозныхъ европейскихъ собьгпй. «Письма изъ Францш и Италги» и «Съ того берега», это — итогъ его раздумья надъ Европой. Первая изъ этихъ книгъ живо отражаетъ внутреннюю жизнь Г. отъ первыхъ впечатлетй заграницы и до конца 1851 года, когда переворотъ 2 декабря вызвалъ изъ его груди отчаянный крикъ «Vive la mort!». Но письма имеютъ и свою самостоятельную объективную ценность. Она — въ жи-выхъ и яркихъ картинахъ обществ ен-наго движетя, въ огне одушевляющей ихъ страсти и вдумчивомъ анализе событий, лицъ и явлетй. Съ этой стороны ихъ справедливо сопо-ставляютъ съ классическими въ германской литературе общественно-политическими письмами Берне и Гейне. Съ редкой проницательностью Г. раз-смотрелъ внутреннюю слабость европейская движетя, поверхностность пониматя вещей со стороны демо-кратовъ и неизбежность жестокихъ разочароватй; Г., напр., предсказалъ неминуемое возвышете Наполеона, предсказалъ въ то время, какъ его считали совершенной безцветностью. Разочарованный теперь въ нащональ-номъ характере французовъ, Г. огульно отрицательно относился къ нимъ, оставаясь близкимъ разве къ Прудону, столь же резко относившемуся къ радикаламъ. Онъ предвидитъ также мрачныя катастрофы: «Вся Европа вый-детъ изъ фугъ своихъ, будетъ втянута въ обпцй разгромъ; пределы странъ изменятся, народы соединятся другими группами, национальности будутъ сломлены и оскорблены... Современный государственный бытъ со своей цивилизацией погибнуть, будутъ, какъ учтиво выражается Прудонъ, ликвидированы». Г. оказался на этотъ разъ плохимъ пророкомъ, но эти мрачныя ожидатя глубочайпшхъ сощальныхъ потрясетй окрасили собою и «Съ того берега». Эта книга представляетъ единственное въ своемъ роде собрате лирическихъ импровизащй, исповеди, сатиры, это безпощадная «переоценка ценностей», какими жили и живутъ не только массы, но и значительная часть людей, считающихъ себя передовыми, далеко ушедшими отъ косной безсознатель-ности массъ. Ни въ одномъ произведенш Г. такъ полно не отразились неумолчная тревога его души, умъ, одушевленный тоскою сердца по сощальной и вечной справедливости, и сердце, просветленное огромнымъ скептическимъ умомъ. Изумительное богатство яркихъ обра-зовъ, обшпе сталью отточенныхъ афо-ризмовъ и парадоксовъ насыщаютъ эту небольшую по объему книгу и брызжутъ огнемъ и жаромъ. Г. самъ считалъ ее лучшимъ своимъ создатемъ. Все здесь порывисто и страстно, безграничный пессимизмъ доходптъ до полнёй-шаго нигилизма, до той грани, за которой казалось бы ничего уже нетъ, кроме мрака самоубийства, и въ то же время самая сила живучей страстности говорить, что для такого отчаятя ничего еще не потеряно. Признавъ давно уже м1ръ явлений за единственно существующей и доступный человеку м1ръ, мерою вещей Г. призналъ только живую человеческую индивидуальность. Онъ отдаетъ полную дань последовательности и великому смыслу релипозно-мистическаго — не принимаемая его логическимъ умомъ построетя, которое