* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

АЛЕКСЪИ ПЕТРОВ И ЧЪ. 43 Едивсгвенвымъ чувствомъ А леке t л къ ( отцу былъ,кажется, непреодолимый страхъ: еще будучи въ Россш, онъ боялся всего, | боялся даже писать отцу „безъ д?лай, а; когда царь сдйлалъ ему однажды выго-воръ, обвиняя въ лени, Алексей не ограничился слезными ув"Ьрен1Я5ш, что его окле-1 ветали, но умолялъ о заступничестве Екатерину, благодаря ее зат'Ьмъ за явленную милость и прося „и впредь не оставить въ какихъ-либо ? рил учившихся случаяхъ" ; боязнью, подобоетраспемъ проникнуты письма царевича не только къ Петру, но и къ Мевшикову. Еще задолго до отъезда за границу, вскоре после того, какъ царь внразилъ сыну въ Жолкве гн^въ за по-сЬщев^е матери, друзья царевича считали себя въ правё опасаться за него, опасались даже за его жизнь, какъ предоола-гаетъ Погодинъ. Сообщая, что онъ получилъ письмо отца съ приказа темъ ехать въ Минскъ, царевичъ прибавляетъ: „оттуда НИШуТЪ КО ??^ ДРУЗЬЯ МОИ, ЧТОбЫ MH'ii ехать безъ всякого опасетя". Загадочность мвогихъ изъ писемъ подала поводъ къ предположетямъ, что уже въ это время друзья царевича ожидали какой-то перемены обстоятельствъ въ его пользу и что-то замышляли противъ Петра; какъ на особенно загадочное нъ этомъ смысл'!! указывали на одно ве датированное письмо изъ Нарвы, которое Соловьевъ, безъ особеннаго, какъ кажется, на то осповашя, относить ко времени бегства царевича за границу; въ письм4 этомъ царевичъ просить, чтобы къ нему более не писали, а чтобы Игнатьенъ помолился, дабы что-то „поскоргъй совершилось, а чаю, что не умедлится". Въ другихъ письмахъ вид'Ь-ли указашя на то, что царевичъ уже въ бытность свою въ Варшаве думалъ не возвращаться въ Pocciro; это предположеше вызвали некоторыя, сделанныя царевичемъ изъ Варшавы, распоряжешя своимъ московские друзьмъ, какъ напр. о продаже вещей, (съ неизменнымъ прибаклешемъ „въ благополучное время", когда „выпшвхъ" не будетъ въ Москвё), объ отпущенш людей на волю и т. п. Поездка царевича за границу, не прекративъ его еяошешй съ московскими друзьями, сделала ихъ та-кимъ образомъ еще более таинствеаны-ми. Желая иметь духоваика, царевичъ не осмеливался просить объ этомъ открыто, и долженъ былъ обратиться къ Игнатьеву съ просьбой достать священника въ Москве, которому поручалось ?????-хать тайно, „сложа священпичеше признаки", т.-е. переодевшись и сбривъ бороду и усы: „о бритш бороды, пишет! царевичъ, не сумневался бы онъ: лучше малое пере-ступити, нежели души наши иогубитибеаъ покаяшя"; онъ долженъ былъ „повестьверховную езду" и „сказаться деныцикомъ, а кроме меня", прибавляетъ царевичъ, „и Иикифора (Вяземскаго) сей тайны ведать никто ее будетъ. А на Москве, какъ возможно, cie тайно держи". Особенно опасалея царевичъ, чтобы отецъ не заиодозрилъ сно-шеаш его при посредства моековскихъ друзей съ царицей Евдоюей. Сохранилось несколько цисемъ, въ которыхъ Алексеи умолялъ Игнатьева не ездить „въ отечеств1е, m Владишръ", избегать общенья съ Лопухииыми, „понеже самъ ты известенъ о семъ, что cie намъ и «алъ не польза, а ваипаче вредъ, того ради надобно cie хранить весьма". Страхъ, который тшушалъ ему отецъ, хорошо характеризуется рассказами самого царевича о тоиъ, какъ онъ, будучи по нрГЬзде въ Петербурга, енрошеиъ Петромъ, не забылъ-ли, чему учился, и опасаясь, что отецъ заставить его чертить при себе, сдЬлалъ попытку прострелить себе руку. Страхъ этотъ доходилъ до того, что Алексей, какъ разсказывалось впослйдствш, сознавался духовнику въ желаши отцу смерти, на что получилъ въ ответь: „Богъ тебя простить. Ми и bci желаемъ ему смерти для того, что въ народе тягости много". Съ этимъ последнимъ показашемъ, которое, будучи, какъ и мнопя друпя, добыто по-средствомъ донроеовъ, частью, быть мо-жетъ, благодаря пыткамъ, и могло бы возбудить некоторое сомнете, необходимо сопоставить заявлешя самого царя, который въ 1715 г. говорилъ, что не только бранилъ сына, но „даже бивалъ его и сколько летъ, почитай, не говорилъ съ нимъ". Такимъ образомъ, несомненно, что еще задолго до прибытия царевича въ Петербурга отношена его къ отцу были нехорошими,· не изменились они къ лучшему и по возвращевш. Лишенный общества Игнатьева, отъ кото раго получалъ еще изредка письма и который бывалъ иногда въ Петербурге, царевичъ сблизился съ другой, не менее энергичною личностью, Александромъ Ки-