* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

252 АЛЕКСАНДРЪ I. пользу свлтаго дела, которое мы защищаешь оруяиемъ. Последствхя превзошли мои ожидашл: Смоленскъ мне далъ 15.000 челов-Ькъ, Москва 80.000, Калуга 23.000. Каждый часъ я ожидаю донесешй изъ другихъ губершй... остановитесь на дру-гомъ предположена, которое я вамъ со-общалъ: переведите какъ можно скорее ваши войска черезъ Днестръ и следуйте на Дубну. Тамъ подкрепить васъ аршя Тормасова и корпусъ герцога Ришелье. Такимъ образомъ составится арзпя изъ 8 или 9 дивизш пехоты и ? или 5 конницы, и вы будете въ состоянш действовать наступательно, смотря по обстоятельствамъ, или на Нинскъ, или на Люблинъ и Варшаву. Такое движение можетъ поставить Наполеона въ затруднительное положенге и можетъ дать со в ерше в но новое нанрав-лен1е военньшъ действ!ямъ". Въ заключение Государь присовокупилъ: „Ayant fini avec Napoleon, nous reviendrons a l'instant sur nos pas, mais alors deja pour creer un empire Slave".. Адмирал* Чичаговъ цредугадалъ наме-ренгя Императора Александра и уже по волучеши письма Государя отъ 6-го (18-го) 1юля двинулъ свою армхю къ Днестру на соединев1е съ Тормаеовымъ. Пробывъ въ первопрестольной столице восемь дней, Александръ u и ехал ъ изъ Москвы аъ ночь съ 18-го (30-го) на 19-е (31-го) шля и прощаясь сказалъ графу Ростопчину, просившему приказатй и наставлений: „я даю вамъ полную власть действовать, какъ сочтете вужнымъ. Какъ можно предвидеть въ настоящее время, что можетъ случиться? Л полагаюсь на васъ".·—„Онъ оставилъ меняполновласт-ньшг", пишетъ Ростопчинъ, „вполне обле-ченнымъ его доверенностью и въ чрезвычайно затруднительного положенш импровизатора, которому задали задачу: Наполеонъ и Москва' Ймператоръ Александръ остановился на одни сутки въ Твери у Великой Княгини Екатерины Павловны и прибыль въ Петербург къ 22-му шля—дню тезоименитства Императрицы Mapin беодоровны. Вскоре после возвращения на Каменный островъ, Ймператоръ Александръ, разговаривая съ фрейлиной Р. С. Стурдзою, коснулся патрютизма и народной силы. „Мне жаль только, что я не могу, какъ бы же-лалъ, соответствовать преданности чуд- j наго народа (admirable nation) заыетилъ Александръ—„Какъ же это, Государь? Я Васъ не понимаю", возразила его собеседница.—„Да, этому народу нуженъ вождь, способный его вести къ победе; а я, но несчастью, не имею для того ни опытности, ни нужныхъ дарованш. Моя молодость ! протекла въ tehh двора (a l'ombre d'une I cour); если бы меня тогда же отдали къ ' Суворову или Румянцову, они меня нау-! чили бы воевать, и, можетъ быть, я съ-уыелъ бы предотвратить бедствия, которыя теперь намъ угрожаютъ".—„Ахъ, Государь, не говорите этого. Верьте, что Ваши подданные знаютъ Вамъ цену а ставятъ Васъ во сто кратъ выше Наполеона и всехъ героевъ на свете".—„Мне приятно этому верить, потому что вы это говорите; но у меня нетъ качествъ, необходимыхъ для того, чтобы исполнить, какъ бы я желалъ, должность, которую я занимаю; но, по крайней мере, не будетъ у меня недостатка въ мужестве и въ силе воли, чтобы не погрёшить противъ моего народа въ настоящей страшный вризисъ. Если мы не дадвмъ неприятелю напугать насъ, онъ можетъ разрешиться къ нашей славе. Неприятель разсчитываетъ поработить насъ миромъ; но я убежденъ, что если мы настойчиво отвергнемъ всякое соглашение, то въ конце концовъ восторжествуемъ надъ s ci ми его усил!ями".— „Такое решеше, Государь, достойно Вашего Величества и единодушно разделяется народомъ". — „Это и мое убеждете; я требую только отъ него не ослабевать въ усердш къ великодушеымъ жертвамъ и я увёренъ въ ycafxe. Лишь, бы не падать духомъ, и псе нойдегь хорошо. (Point, de decouragement, et tout ira bien)". Въ это время въ Петербургъ прибыла г-жа Сталь, которая, преследуемая Напо-леономъ, явилась въ Россш, какъ въ последнее убежище угнетенныхъ. Императора Александръ удостоилъ знаменитую изгнанницу продолжительной беседы, которой она посвящаетъ въ своихъ запвскахъ слёдуюшдя признательныя строки: „Je fus tres toucliee de la simplicite noble avec laquelle il aborda les grands interets de l'Europe, des les premieres phrases qu'il voulut bien m'adresser. J'ai toujours considere comme un signe de mediocrite cette crainte de traiter les questions serieuses, qu'on a inspiree a la plupart des souverains