
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
КОРОЛЕНКО [485—460] НОРОЛЕНКО крестьянства», о а убеждал их «поддержать работника н плательщика р у с с к о е жизни», ибо «здоровая почва о п я т ь л о п я т ь к а п и т а л а б ы в е р х н и е с л о и » . Автор хочет сохранить деревенскую сермяжную Р у с ь в ее основах, стремясь сделать ее более сытой и культурной. Он далек от какойлибо радикальной ломки существующих отношения, к-рую может вызвать развитие сельского пролетариата. Этот копсервативм, эта любовь к провин циальному уюту и приволью еще сельской Руси я желание сохранить ее, залечив все недуги, характерны для поколения семидесятых го дов, отвергавшего б у р ж у а з н у ю цивилизацию. П р и з н а в а я пре имущества Запада и обречен ность российского натрнархалиэма, К. сохранил характер ное для пародничества чувство недоверия к городу и процессу урбанизации России (повесть «Без языка»). От семидесятых годов до са мого конца своей жиэни донес К. н идею долга пер д народом, веру в его силу и стра- & стлый интерес к его жизни. Н о К . окончательно сложил ся как художник и публицист уже в следующем десятиле тий. Он пережил отразивший процесс р а с слоения Д1 pi-вни кризис народнической иде ологии, за которым последовала ее ликви дация. И одним иэ первых, вступивших в а путь ревизии основ народничества, был К. Однако отказаться от лародпической фик ции единого трудового народа он не мог и ве хотел. И все, что способствует со хранению ее, что смягчает классовые про тиворечия— все это поддерживалось К. Так, в голодный год он приветствует... ни щенство как благотворный институт. « Х р и стово имя если далеко по уравняло богача с бедняком,—пишет К . , — т о все ж е хоть до известной степе пи сблизило эти разряды п даже богача заставило участвовать в общем бедствии. Пусть одной рукой оп наживал порой от народной невзгоды, но псе ж е и у него шло много хлеба иа милостыню, и он подмешивал нередко лебеду к своей ржл> («В голодный год», стр. 29). Одним словом, благодаря нищенству осу ществляется «сердечное единение» перед ли цам нужды. Оно для нашего писателя—«огоиная общественная силе», «уравнитель и уфер, до известной степени устраняющий многие опасности*—в особенности классо вую борьбу—призрачным единенпем бога тых и бедных, даюших п берущих. Н о не только в деревне хочет К. нейтрализовать борющиеся силы. Он признает борьбу клас сов вредным недоразумепиеы и в городе. К. вырос В эпоху, к-ран знала еще тот «неопределенный по iyiaccoBofl структуре» сплав, н-рый именуется «русским обще ством». Одним нэ основных его убеждений 1 было, что «русское общество второй полови ны X I X в. настроено сплошь оппозицион но». Он не без удовольствия вспоминает еще о годах, когда «между юношей, беспечно от вечавшим па следственные пункты, и следо вателями протягивались какие-то нити вза имной симпатии», когда «русский п р о к у р о р посылал меланхолически-сочувственный взгляд тому временя, когда сом ои сидел в каземате». Всем выступлениям этого «борца за право» чужд классовый боевой дух, о п я не идут дальше противопоставления «вла Г S сти» п единого в своей оппозиционности «об щества», к-рое якобы «потрясается взры вами вне каких бы то нн было классовых интересов». Нужен был «голодный год», ко гда реакционное дворянство ухитрилось пе рещеголять доже царскую администрацию ненавистью к мужику и страхом перед вин, иа вол ом и злопыхательством, чтобы для получил значение классовый фактор в цело борьбы с голодом. Противопоставление у Королепко «власти» и «общества», ориентация я а последнее, a не на крестьянство, как в 70-х гг., и выте кающие отсюда уже чисто политические за дачи как доминирующие—все это определе но новыми «велннпми» 80-х гг., все это означало начавшуюся э в о л ю ц и ю на р о д н и ч е с т в а к лнбераливму; и публицистическое и художественное твор^ честно Короленко было выражением этого сдвига о широких слонх разночинной ин теллигенции после 1 марта. Вождем этой с р е дней интеллигенции, — ее наставником и был К. Н о и она, отодвинувшая великие цели вдаль, проникнутая духом оппорту низма, давила на своего вождя, определяла содержа вне его поучений, заставляла счи таться с собой. Пусть этот вождь высоко держал старое общественное знамя, пусть он боролся с приспособленчеством п апатией среди его интеллигента,—в гладившейся во круг него атмосфере и он был далек от рево люции, от всякого «насильственного ниспро вержения» существующего с т р о я , и о н заяв лял, что его «точка врения прямо противо положна максимализму, который считается