Главная \ Большая Энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знаний. Девятнадцатый том. Ундольский - Чахары \ 51-100
* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки
УстгЕнскти. овцой безъ стада." При такнхъ общихе услош&яхъ н лнчиомъ настроении У., путь, его былъ яссиъ. „ . . . Я уже не могъ, — пи сать опъ, — пе зпать, и прптомъ довольно положительно, что главнейшее трсбоваше новыхъ времсиъ состоить въ томъ, что бы всякий человЬкъ, имеющий претензии на кое-какое образование, непременно делалъ какое-нибудь добропорядочное д е л о н непременно на пользу ближнему. Бу дете барствовать! Тружепнкъ, столетиями работавший на другихъ, начинаетъ новую яру жизни: ыадо работать н непременно работать въ его пользу. А& что онъ нуж дается въ этой работе, въ этомъ не можетъ быть ни малейшаго сомиЬшя: онъ толькочто вышелъ изъ заключения, голодный, из мученный, забитый, полудикий и реши тельно безпомощпый во всехъ ВОЗМОЖНЫХ!, смыслахъ. Тутъ л и пе пайтн себе места и д е л а . . . па пользу ближнему?" („Ма лые ребята"). И У. навсегда ушелъ въ деревню. Его богатвйптй запасъ наблю дений, выводы, къ которымъ опъ прпшелъ въ результате нзучешя народной жизни, оказались настолько оригинальными и поражали подчасъ такою парадоксаль ностью, что почти каждый его очеркъ этого першдавызывалъ целую сенсацДю въ обществе и самые разнообразные толки въ критической литературе. Между темъ эта исключительная оригинальность У., которою запечатлены и общий ходъ его мысли, и его языкъ, содержаще и фор ма его очерковъ и разсказовъ изъ пароднаго быта, создала ему совершенно особое место въ народнической литературе, опре деление котораго при помощи обычной кри тической мерки было дЬломъ далеко не легкимъ. Какпя только обвинения пи сы пались на голову У., какъ бытописателя русскаго крестьянства; близорукие люди, претендующие па роль „истнкныхъ друзей" народа, не останавливались даже передъ обвинеппемъ У. то въ „лакейскомъ ли берализме", то въ приверженности къ кре постничеству и реакции, то въ памЪренномъ сгущении краеокъ и нарочитомъ под черкивании отрицательпыхъ стороне крестьяпскаго быта. Легкомысленность подобпыхъ обвинении! говорила сама за себя и была слишкомъ для всехъ очевидной, что бы могла повлиять на отношение читателей къ любимому писателю; да и сами авторы этпхъ обвинении (напр., авторъ статьи „До чего договорился Гл. Успенский") большей частью отреислись отъ своихъ скороспелыхь суждений. Правда, резкость и не ожиданность взглядовъ, высисазанныхъ съ самаго Щ начала У. па иекоторыя сторо ны народной жизни, не могли пе смутить нашихъ народолюбцевъ, питавшихся дол гое время привычными иллюзиями пасчетъ „меньшого брата". Но при более ВДН ме нее впимательномъ отношснш игь нисав!ямъ У., нетрудно было видеть, что каждая строчка, каждое слово въ пихъ вытекало изъ чпстаго псточинка беззаветной и гоЬольшая Л1шнкло1Ш11Я. т. XIX- 49 рячсй любви к е пароду и искрецняго со страдания къ его горемычному положе нно. Въ силу этой именно любви исъ мулсику и нераздельно съ вей связанной правдивости, У. ве могъ поддаваться ни какой ложной саитнмептальностн и слепо преклоняться передъ „устоями" деревен ской ЖП13ПП, закрывая глаза на язвы, разъ едающий пореформенную деревню. По не счастно, случилось еще такъ, что, когда У., увлечешгаго подлинной правдой жизни, иттяпуло къ „источнику,т. е. игь мужику",— онъ „попалъ въ такия места, где источни ка видно не было... Деньга привалила въ эти места, и я,—писалъ онъ,—видЪлъ толысо, до чего можетъ дойти бездушный мужпкъ при деньгахъ. Я здесь въ тече т е года пе зналъ пи дня, ни ночи покоя. Тогда меня ругали за то, что я не люблю народъ. Я писалъ тогда, какая онъ свинья, потому что онъ, действительно, твориле преподлейшия вещи". Личный непосред ственный опыте, почерпнутый изе деревепгдшхе отношений, оказывался в е непрымиримоме противоречии сь установивши мися представлениями; все те, которые шли въ деревню съ готовыми заранее усвоен ными истинами, при первоме же столкно вении съ д-Ьйствиительн остью оказывались очень скоро выбитыми изъ колеи обычныхъ представлений; первые же шаги по пути къ единению съ обездолепиой массой, на службу которой они песли свой трудъ и свои знания, создавали вокругъ нихъ такуио атмосферу подозрительности и недо верия, въ которой гибли все ихъ возвы шенный мечты. Подъ гнетомъ такнхъ тяжелыхъ впечатлений У. пишете целый рядъ очерковъ и разсказовъ, съ неподкрашенной правдой изображают ихъ отрица тельный явления „деревенской неурядицы". Что можетъ быть безотраднее, напр., мы сли, которую У. развиваетъ въ целомъ ряде очерковъ („Перестали", „Взбрело въ башку", въ очеркахъ, собранныхъ подъ общими заглавиями „Власть земли", „Изъ разговоровъ с е приятелями" и проч.),—мы сли о томъ, что улучшений матерьяльнаго положения крестьянина, освобождающее его отъ безпрерывнаго гнета иеустаннаго труда, оказываетъ на пего только разла гающее влйлше; что, поэтому, крестьяне, пережившие все ужасы крепостного права, оказываются п трудолюбивее, и нравствен нее государствениыхъ крестьяиъ, жившихъ на свободе; то же положение сохранило свою силу и въ жизни пореформенной де ревни: для правильпаго течения жизни кре стьянской семьи и для мужика, и для бабы „пужпа такая запряжка, чтобы дохнуть неишгда было". Пли возьмемъ взгляде У. на такое страшное зло пореформенной де ревни, каись кулачество, представителей котораго оне считаете самыми умными и талантливыми лиодьмц въ крестьянской среде; деяния кулака — самыми крупными п ааметпымн на деревенской улице, а ку лацкую мораль — „самой видной, самой по 4