* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

УСПЕНСШЙ. 47 вспоминать безъ внутреппиго содрогания. „Вся моя личная жизнь,—говорить оиъ въ своей автобиографической з а м е т к е , — вся обстановка моей личной жизни до 20 лътъ обрекла меня на полное затмеше ума, полную гибель, глубочайшую дикость повятш, неразвитость и вообще отделяла отъ жизни бЪлаго света на неизмеримое разстояние". „Чтобы жить хоть какъ-нибудь,— говорить онъ далее,—надобно было непре­ менно до последней кайли забыть все это прошлое, истребить въ себе все виедрепвыя имъ качества Нужно было еще пре­ терпеть все то разорение невольной не­ правды, среди которой пришлось жить мне годы детские и юношеские". Поэтому, ког­ да въ Россш началъ разсьиваться мракъ, стали открываться свЪтлыя перспективы новой освободительной эпохи, У., всту­ пая на путь общественно-лптературнаго служения, решительно разрывалъ всякия связи съ ирошлымъ, который не могли завещать ему никакихъ руководящпхъ положительныхъ принцкповъ. годныхъ для его новой жизни. „Начало моей жизни,— писалъ онъ,—началось только после заб­ вения моей собственной биографии, а затЪмъ и личная жнзнь, и жизнь литературная ста­ ли созидаться во мнв собственными сред­ ствами"... „Вся моя новая биография (при­ мерно ст. 1871). после забвенйя старой, пе­ ресказана почти изо дпя въ день въ моихъ книгахъ. Больше у меня ничего въ жиз­ ни личной не было и иЬтъ". Это слияние изнтересовъ личныхл.- съ интересами литера­ турными было чертою, общею у У. со многими изл> его сподвижпиковъ, сгруппи­ ровавшихся позднее около „Отечесгвевныхъ Записокъ"; но ни у кого это слияние не было такь тесно и такъ полно, какъ у У., въ лице котораго писатель и человькъ со­ единились въ цельиую гармоническую ин­ дивидуальность редкой правпвенпой кра­ соты. И, действительно, чтобы узнать, какъ жиль, думалъ и действовалъ У., иадобио перебрать вев томы его сочинении, каждая строчка въ которыхъ поитстпне написана кровью его сердца и сокомъ его вервовъ. Чуть ли не съ первыхъ шаговъ своей ли­ тературной деятельности У. очутился въ услов1яхл., общественныхъ и личныхъ, сло­ жившихся для него крайне неблагоприятно. То праздтгчное настроение, которое охва­ тило русскую интеллигенцию въ начале „эпохи реформъ", вскоре омрачено было явными! признаками начинавшейся реак­ ции. Люди, готовые отдать свой трудъ и свои знания осуществлению ЕОВЫХЪ требо­ ваний, логически вытскавшихъ нзъ пред­ принятой освободительной рабогы, все ча­ ще наталкивались па различный препят­ ствия со стороиы рааиыхъ сферъ. Для литературы, каисъ наиболее чуткаго органа русскаго общественна го мнешл и прнтомъ возбуждавшаго особую подозрительность въ взвестныхъ кругахъ, таисое положение имело крайне печальпыя последствия. Какъ отражалось это положение на литературной деятельности У., объ этомъ онъ самъ разсказывалъ въ предисловия къ изданию своихъ сочинений 1883: „Времена, — писалъ онъ тогда, — пережитыя русскою журнали­ стикою въ 60-хъ годахъ, были преиспол­ нены всевозможныхъ случайностей, безпрестанпо разетраивавшихъ ея правильное т е ч е т е . . Я говорио здесь о техъ чисто внешвихъ затруднешяхъ, благодаря которымъ нельзя было благополучно начать п кончить задуманную работу. Приведу одпвъ примеръ: „Нравы РастеряевоЙ улицы", на­ чатые въ 1866, прекратились на четвертой главе, потому что „Современникъ" былъ занерытъ. Продолжение этихъ очерковъ, при­ готовленное для „Современника", должно было явиться въ сборнике „ Л у ч ъ " , издапномъ редакцией „Русскаго Слова", которое также было прекращено, причемъ все, что имело „связь" съ очерками, наииечатанными въ „Современнике", надо было уничто­ жить, обрезать, выкинуть, для того чтобы „продолжение имело видь работы отдель­ ной и самостоятельной"... Д а л е е У. при­ шлось перенести своихъ растеряевсишхъ героевъ на страницы „Женскаго Вестника", посвящеинаго женскому вопросу; немало, конечно, претерпела на странипахъ этого журнала „Растеряева улица". „При всемъ моемъ глубокомъ желании,—съ обычпымъ для него юморомъ говорить У.,—чтобы пьяницы мои вели себя въ дамскомь обще­ стве приличнее, все они до невозможности пахли водкой и сокрушали меня. Но что же было делать? Я ихъ умылъ и upioделъ, и они стали только хуже, а правды вь нихъ меньше". Легко представить себе, чего должна была стоить такому правди­ вому и искреннему художнику, какъ У., эта операция, произведенная имъ самимъ падь свопимн героями. Мало бодрости вну­ шала молодому писателю и его чисто лич­ ная обстановка. „Одиночество,—говорить онъ,—было полное. Съ крупными писате­ лями я не имелъ никакихъ связей, а мои товарищи,—люди старшие меня л е т ъ на де­ сять,— почтивсе безъ исклночешя погибали па моихъ глазахъ, таись какъ пьяиство было почти ч е м ъ - т о неизбежнымъ для тогдашняго талавтливаго человека". Не было таислее ншеакихъ гьсныхъ сплоченныхъ литературныхъ кружковъ, г д е начигпающйй писатель могъ бы встретить дру­ жественную поддержку. Въ первые годы по обновлении въ 1868 „Отечественпыхъ Запи­ сокъ", въ которыхъ У. сталъ сотрудничать, онъ таигже чувствовалъ себя неуютно и подъ гнетомътяжелыхъвпечатлений у е ^ а л ъ 1S71 заграницу. Къ этому времени У. занималъ уже довольно видное место въ русской литературе, какъ авторъ целаго ряда очерковъ, которые подъ оощпмъ заглавпемъ „Нравы РастеряевоЙ улицы" на­ чали появляться съ 1866 па страницахъ „Современпика", и такого круп вайю произ­ ведения, какъ „Разорение", напечатаннаго въ „Отеч. Зап." 1869. Въ т е ч е т е этого перваго периода своей литературной дья-