* Данный текст распознан в автоматическом режиме, поэтому может содержать ошибки

ГЕЙНЕ [449 — 450] ГЕЙНЕ обреченности и безнадежности, романтиче­ ские грезы, к-рые не могут сбыться, — э т и общие поэтам того времени мотивы сближа­ ли Лермонтова и Г . , но связь эта не могла быть ни глубокой, ни продолжительной. С середины 30-х годов (в 1835 — статья Ф. Шаля и перевод «Флорентийских ночей» в «Московском наблюдателе») Гейне начи­ нает приобретать популярность в более ши­ роких к р у г а х . Люди сороковых годов не мо­ гут не чувствовать в Гейне своего писателя. Герцен отдает ему обильную дань в одном из первых своих произведений — в «Запи­ сках молодого человека», но и более зрелое произведение Герцена — «Кто виноват» — своими реминисценциями, часто ссылками, да и самой манерой повествования — отступ­ лениями, внезапными вспышками иронии или сарказма — свидетельствует о присталь­ ном изучении Г . и некоторой конгениаль­ ности обоих писателей. Н и один из выдаю­ щихся поэтов той эпохи также не обошел Г. Влияние его заметно в ряде стихотворе­ ний Тютчева (напр. «Еще земли печален вид», «Конь морской», «Дума за думой» и т. д.). Не чужда Тютчеву и гейневская двухстрофная форма и знаменитый Schlusspointe. Ему же принадлежат и первые рус­ ские стихотворные переводы Г . (в «Галатее», 1829 — 1830). Тютчев своеобразно передает Г. средствами своего архаизирую­ щего стиля. Огареву близки в Г . мотивы безысходности и их реалистическое, почти бытовое,выражение, не брезгающее прозаиз­ мом, к а к бы сильнее оттеняющим бесплод­ ность стремлений и обреченность одинокого идеалиста. Если Огареву не давалась иро­ ния Г . , то у А . Григорьева в его переводах и оригинальных стихотворениях эта ирония даже несколько утрируется. Обильны пере­ воды и вариации Г . у А. Майкова. Но осо­ бенно близок Г , , правда лишь в одном своем аспекте, Фет. Стремясь выразить своеобраз­ ные черты Г, наиболее точно, Фет не оста­ навливался и перед затрудненностью пони­ мания его переводов и даже перед насилием над русским языком (особенно синтаксисом). Чрезвычайно характерно для 40-х гг. влия­ ние Г . на оригинальную лирику Фета. «трагическая натура, в которой подорвана всякая вера в ее собственный трагизм». В поэзии Фета первого периода и отрази­ лось это «болезненное настройство» немец­ кого поэта, поскольку оно преломилось в сфере интимного, эмоционального. Документом, чрезвычайно ценным д л я характеристики восприятия Г . в 40-х гг., является статья А. Григорьева «Русская изящная лит-ра в 1852». Критик, отметив в поэзии Фета «такого рода причудливость мотивов, что не можете верить их искрен­ ности», «такого рода болезненность, к-рая как-будто сама собой любуется н услаж­ дается», переходит к «источнику» этой «бо­ лезненной поэзии», а именно к Г . Он отме­ чает в его лирике «отсутствие настоящей, искренней печали», а с другой стороны, самоуслаждение этой печалью, этим мучи­ тельством, самым процессом страдания, раздутого фантазией, в к-рое сам поэт «до цинизма не верит». Эта характеристика за­ ставляет нас вспомнить «знакомые все л и ­ ца» — образы тургеневских «лишних лю­ дей», к-рым конечно болезненность и раз­ лагающая ирония гейневской лирики не могла не быть близка (реминисценции из Г . находим и в «Senilia» Т у Р — Р- Л а зурное царство», «Нимфы»), образы Достоев­ ского, к-рый недаром заставил Версилова — одного из своих мечтающих и страдающих мучителей — говорить языком одного во стихотворений Г. («Frieden& из «Nordsee»; ср. также отдельные места в «Записках из подполья», «Идиоте», «Братьях Карамазо­ вых», «Дневнике писателя»). г е н е в а С й Но вот приходят новые люди; появляется радикальный разночинец. И ему нужен Гей­ не, но у ж е другой. Г.-сатирик, политиче­ ский поэт,Г.-публицист, Г.-мастер сарказма, глашатай освободительных идей, а не бо­ лезненно-меланхоличный лирик, близок но­ вой интеллигенции, ибо д л я нее стали оче­ редными те цели, за к-рые боролся Г е й н е идеолог радикального бюргерства. Шестиде­ сятники отдавали себе отчет и в том, что Г, не совсем «свой», но они или игнорировали это, или довольно сурово расправлялись с тем Г, который был не нужен или даже ме­ Г . был близок дворянской интеллигенции шал им. Так Писарев объясняет все непри­ этой эпохи именно самой своей двойствен­ емлемое д л я него в творчестве Г . дилетан­ ностью, колебаниями между старым и но­ тизмом, и прежде всего — дилетантизмом вым, разлагающим самоанализом, верши­ политическим. Отсутствующую руководя­ ной к-рого и была его страшная ирония над щую идею, поглощающую всего человека, и самим собой, над романтикой своего чув­ заменила игра в идеи, игра с самим собой и ства. Беспочвенная во внешнем мире, эта своим искусством. Но это исторически обу­ социальная группа была столь ж е беспоч­ словлено: «Предшественники (Г.) верили в венна и в мире внутреннем. Потеряв дове­ политический переворот; преемники верят рие к действительности, она потеряла до­ в экономическое обновление, а посредине верие к самой себе, к своему интимному лежит темная трущоба, наполненная разо­ миру, она перестала верить тому, во что чарованием, сомнением и смутно-беспокой­ хотела бы верить, — не только в мир идеала, ными тревогами; и в самом центре этой тем­ возвьппающийся над действительностью, но ной трущобы сидит самый блестящий и са­ И в органичность своих стремлений к нему, мый несчастный ее представитель — Генрих в трагизм этих бесплодных стремлений. Г., который весь составлен из внутренних «Самое страшное то, что нет ничего страш­ разладов^и непримиримых противоречий». От всего ^написанного Гейне, по мнению н о г о , — восклицают люди этой эпохи, и Писарева" останутся лишь «его сарказмы, Гейне был им близок прежде всего как 15